В ту ночь в небольшой охотничьей избушке был пир. Отмечали мужики удачную охоту — давненько не удавалось добыть столько дичи. А тут и по деревне раздать хватило, засолить, запасы на зиму сделать, да еще и на щедрую закуску осталось. В камине весело потрескивали поленья, жарился на вертеле маленький кабанчик. Щедрой рекой разливались пиво и медовуха.

Охотников в деревне было шестеро. Старый седой Тобиас — самый опытный и удачливый охотник из них. Много зим видели его усталые, всегда как будто слегка прищуренные серые глаза, но взгляд по-прежнему был ясен и цепок, а рука старого охотника была тверда.

Его родной брат Тадеус был младше Тобиаса на пять лет и во всем старался походить на старшего брата. Даже внешне старался ему подражать. У обоих были пышные седые усы и окладистая борода. Но если Тобиас был охотником «от Бога», то его брат скорее «пошел по стопам», соблюдая семейные традиции (много поколений все мужчины у них в семье были охотниками). Вообще, честно говоря, Тадеусу больше подошла бы роль зажиточного купца, чем охотника. Впрочем, и его талантам применение нашлось. Он как никто умел объегорить зашедших в деревню купцов и очень выгодно сбывал им пушнину, шкуры и прочие охотничьи трофеи.

Филон и Хэймон были веселыми молодыми парнями 20-25 лет отроду. Филон был ладным юношей — высокий, длинные русые волосы, яркие голубые глаза. Первый парень на деревне. Хэймон же был полной противоположностью своего друга: маленького роста, нескладный, коротко подстриженные темные волосы. Девушки на него особо не заглядывались, да и красотой внешней он не отличался. Но при всех этих различиях они очень хорошо ладили меж собой и были с самого детства лучшими друзьями. Вроде как значились они в учениках и подмастерьях у братьев Тобиаса и Тадеуса, но каждый себя мнил уже опытным и вполне самостоятельным охотником. Случалось порой, что наставления и советы учителей их порядком раздражали. Спорить они дюже любили. Правда, характером каждый из парней обладал покладистым, так что всегда все споры кончались миром. Братья же, в свою очередь, часто подшучивали над ними, бывало, ругали крепко, но и прощали им многие огрехи, так как прекрасно помнили, что во времена своей молодости сами были точно такие.

Нестор был взрослый мужчина лет сорока. Коротко стриженый, с суровым мрачным взглядом глубоко посаженных серо-стальных глаз. Вечно угрюмый, неулыбчивый. Его даже сторонились в деревне. Так и жил он один в своей хате. Правда, собака у него была. Подобрал где-то. Никто в деревне не знал точно, откуда он родом. Подкидыш он. Как-то утром бабы белье в речке стирали, да вдруг в зарослях камыша плач услышали. Испугались вначале — а вдруг там кикимора какая? Но посмотреть-то надо. Глядят — а там люлька деревянная к камышам прибилась, а в ней дите, в полотенце завернутое, плачет, криком надрывается. Ну, принесли бабы ребенка в деревню, накормили, успокоили. Потом стали его пеленать, глядят — а в полотенце-то в ногах у ребенка крест серебряный завернут, да с ладонь размером, не меньше. Цены, видно, немалой. Хотели поначалу купцам заезжим продать, да потом передумали — не по-божески как-то. Оставили крест. Ребенка же Нестором нарекли. А когда подрос он, ему крест и вручили. С тех пор он всегда этот крест при себе носил. Охотник он был отличный. Может, как следопыт и уступал Тобиасу, но глаз у него прям соколиный был. Никто с ним в меткости сравниться не мог, всегда без промаху бил.

Себастьян же был в их компании новенький. Только на днях приехал из соседней деревни. Путешествовать он любил. Вот только на первую охоту и успел с ними сходить. Высокий, лет тридцати, зеленоглазый, русые волосы. Веселая белоснежная улыбка и компанейский характер легко располагали к себе. Он быстро нашел общий язык со всеми охотниками (ну, кроме Нестора, естественно) и уже был в компании за «своего».

Мужики пили пиво и медовуху, закусывали жареным мясом да обсуждали подробности недавней охоты, какие новости в деревне, да и что вообще на белом свете делается.

Погода же к ночи совсем испортилась, началась сильная гроза. Невдалеке, казалось, прямо у реки, грохотал гром. Яркие вспышки молний пронзали ночное небо. Черные тучи непроглядной пеленой совсем закрыли луну, и дождь лил, как из ведра. Но именно в такую погоду особенно приятно сидеть в тепле у очага, смотреть на огонь да пить пиво в хорошей компании. За разговорами никто не заметил, как наступила полночь.

— Ну ладно, друзья, — сказал Себастьян. — Что-то перебрал я с медовухой, меня аж шатает, да в глазах все плывет, пойду на чердак дрыхнуть завалюсь, а то завтра ж опять на охоту с утра пойдем....

— Давай, — ответил Тобиас, — завтра я Филона с Хэймоном на дальние тропы отведу, там дичи еще больше должно быть. А вы, все остальные, на старое место пойдете.

Филон допил пиво и грохотом поставил кружку на стол:

— Сколько можно нас за ручку водить, как маленьких? Мы уже давно не дети, нам сопли подтирать не нужно!

— Будешь спорить со старшими — и без носа, и без соплей останешься, щенок, — негромко сказал Нестор. Он всегда говорил очень тихо, резкими, рублеными фразами. И как правило, все его всегда прекрасно слышали.

Вот и Филон услышал. Начав было подниматься из-за стола, он молча уселся на свое место, налил себе пива и стал о чем-то тихо перешептываться с Хэймоном. Тадеус обсуждал с братом вопрос, насколько выгодно получится продать шкуры, и, видимо, в уме уже подсчитывал прибыль. Нестор молча сидел напротив камина, смотрел на огонь, попивал медовуху и неспешно перебирал в руке толстую цепочку с прикрепленным серебряным крестом — она у него была чем-то вроде четок. Себастьян ушел спать на чердак, и застолье продолжилось без него.

Было далеко за полночь. Тем временем на улице распогодилось. После грозы в воздухе пахло свежестью и прохладой. Тучи рассеялись, и на небе ярко сверкала полная луна.

Теперича доподлинно не известно, кто именно предложил пойти на улицу — проветриться, свежим воздухом подышать да к реке сходить, может, искупаться малость. Но идея всем понравилась, и охотники, прихватив с собой запасы пива и медовухи, всей толпой на улицу вышли. Затем, распевая любимые кабацкие песни, двинулись вниз по дороге в сторону реки. Идти было около часа — это не спеша. А если быстро, то и за полчаса управиться можно. Дорога шла по окраине леса. Они шли под серебристым светом полной луны, которая заливала весь лес танцующими бликами. На траве сверкали капли от только что прошедшего дождя.

Сначала за общим шумом и смехом никто не обратил внимания на протяжный вой. Затем вой повторился, уже ближе.

Первый отреагировал Тобиас:

— Стойте! А ну, всем тихо! Вы слышали что-нибудь?

— Да я, кажись, слышал, — ответил ему брат. — Вроде как волк в лесу воет.

— Ну, волк и волк, — сказал Филон. — Мало ли в нашем лесу волков? Вот на луну и воют. Чего тебе опять не нравится?

— Например, мне не нравится, — как всегда, тихо сказал Нестор, — что это не в лесу, а на дороге. Причем прямо за нами, и он приближается. Ты помнишь, чтобы волк так близко к человеку сам подходил? То-то же.

— И что? Нас пятеро. Мы хоть и без оружия, но ножи-то у всех с собой, неужели мы с каким-то там волком не справимся? Или что, Нестор, со страху уже, небось, в портки наложил? Давно ты волков бояться-то стал? — Филон раскатисто и пьяно рассмеялся. — Ладно, пошли посмотрим, что там за зверь, я сам с ним разберусь!

Филон достал из-за пояса охотничий нож — полированное лезвие ярко блеснуло при свете луны, — и пока его никто не не успел остановить, со всех ног побежал обратно по дороге.

— Эй! Погоди! Я с тобой! — прокричал Хеймон и побежал вслед за другом.

— Блин, вот неймется им, — проворчал Тобиас. — Ладно, идем за ними.

И остальные охотники поспешили вслед за друзьями, которые уже скрылись за поворотом.

Ночную тишину прорезал душераздирающий человеческий крик, затем дикий звериный рев. И этот рев не принадлежал ни одному известному охотникам зверю.

Пробежав поворот по извилистой тропинке, братья и Нестор выбежали на небольшую полянку. В этот момент они пожалели о том, что полная луна ярко освещала поляну — все было прекрасно видно...

Привалившись спиной к одинокому дереву, которое росло прямо около дороги, неподвижно сидел Хеймон. Из распоротого до самого позвоночника живота вывалились кишки и внутренности, которые тянулись по всей поляне. Видимо, получив смертельную рану, он пытался выползти на дорогу. Черная при свете луны кровь, бурля, растекалась по мокрой траве. На поляне же шло сражение — два темных силуэта переплелись в единый клубок и катались по траве; понять, где зверь и где человек, было невозможно. Вдруг раздался треск, как будто резко порвали мешковину, и человеческая фигура отлетела, как тряпичная кукла, в сторону охотников. Это был Филон. Из вырванного горла ручьями хлестала кровь. А посредине поляны стоял Зверь. Это был кто угодно, но не волк — больше, чем полтора метра в холке. Мокрая шерсть в свете луны казалась охотникам серебряной. Широкая грудная клетка двигалась, как кузнечные меха. Зверь опирался на массивные передние лапы, явно готовясь к прыжку. Из огромной пасти, усеянной яркими белыми клыками, на траву стекала слюна, перемешанная с кровью. Но больше всего охотников испугали глаза зверя. Ярко-желтые, огромные, они сверкали в ночи, как раскаленные угли. И не было в этих глазах страха перед человеком, присущего всем диким животным — лишь непередаваемая ярость и ненависть, да жажда крови.

Тадеус упал на колени и принялся неистово молиться: «Спаси, сохрани! Спаси, сохрани!» Зверь стоял неподвижно. Нестор достал из чехла на поясе нож, который теперь казался ему детской игрушкой, и стал медленно обходить Зверя справа. В левой руке он машинально перебирал свои четки с крестом. Боковым зрением он видел, что Тобиас, также вооружившись ножом, обходит Зверя слева. Вдруг, слегка присев на задние лапы, Зверь молниеносно прыгнул в сторону Тадеуса и резким ударом когтистой лапы начисто срезал старому охотнику голову. Голова отлетела на добрых десять метров, упала на траву и, покатившись еще пару метров, застыла неподвижно. Безжизненные стеклянные глаза Тадеуса уставились на луну. Тобиас дико закричал и прыгнул на Зверя. Зверь мгновенно развернулся волчком, но не успел — старый охотник оказался на долю секунды быстрее и вонзил свой нож по самую рукоятку меж ребер Зверю. Прямо в сердце.

Зверь поднялся на задние лапы. При этом он был на две головы выше Тобиаса, а рост у охотника был больше двух метров. Зверь зарычал. Нестор мог поклясться, что это был смех — да, искаженный, хриплый, нечеловеческий, но смех. Зверь схватил охотника лапами — Нестор слышал, как затрещали ребра. Тобиас дико закричал. Нестор пытался броситься на помощь другу, но не мог сдвинутся с места, застыл, как будто в параличе. Зверь мощными челюстями вгрызся в грудь охотника и вырвал сердце. Запрокинув голову, он его с наслаждением проглотил, затем отшвырнул безжизненное тело в сторону.

Теперь остались только Зверь и Нестор.

Зверь подцепил когтем нож Тобиаса и резким рывком вырвал из груди. Нож отлетел в траву, которая была покрыта вместо росы кровью. Сделал он это так же небрежно, как собаки стряхивают с хвоста прилипший репейник. Пылающий взгляд желтых глаз уставился на охотника. Зверь глухо зарычал. Нестор намотал на руку цепочку и сжал крест. Про себя он читал все молитвы, какие только знал. В правой руке он сжимал бесполезный нож. Зверь издал дикий рык и прыгнул, за один прыжок преодолев больше десяти метров. Охотник инстинктивно закрыл правой рукой лицо, и Зверь вцепился ему в руку. Нестор услышал, как ломаются кости и рвутся сухожилия его руки. Из-за шока он даже не почувствовал боли. Зверь без труда оторвал охотнику руку.

Судорожным движением охотник левой рукой со всей силы ударил серебряным крестом зверя по морде. Брызнула черная кровь. Зверь дико зарычал и набросился на охотника. Последнее, что видел Нестор в жизни — это распахнутая перед его лицом пасть Зверя и его желто-зеленые глаза, пылающие адским огнем.»

— Вот и вся история, — сказал старик, раскуривая трубку. — Все успела записать-то, внучка?

— Да, успела. Я же все-таки репортер, хоть и начинающий. Спасибо вам, что согласились рассказать мне хоть что-то из местных баек, а то я уж думала, что зря в командировку приехала. А правда, что охотники прямо в этом доме жили? — девушка указала небрежным жестом за спину старика, где стоял изрядно покосившийся и обветшалый от времени охотничий домик.

— Да, так старики говорят. Все шестеро тут и жили.

— А что же случилось с шестым охотником, Себастьяном? Вы о его судьбе так ничего и не рассказали.

Старик помолчал, выпуская кольца дыма.

— Да бес его знает, что с ним стало. Может, и его Зверь подрал, а может, и выжил он. Только с тех пор никто из деревни его и не видел больше. Да и от самой деревни со временем и не осталось ничего... Ну, ты и сама видела. Всего несколько дворов живые, да и там одни старики, да вот я лесником подрабатываю.

— А почему опустела деревня-то? Вроде места хорошие, лес дичью богатый, река рядом...

— Да боятся люди жить-то здесь, в проклятие верят, мол, оборотень в этих лесах обитает. Вот постепенно народ и разъехался, а новый приезжать не спешит. Редко у нас здесь гости появляются, за последнее время только ты и приехала...

— А почему вы сами в деревне не живете, а тут, в домике?

— Да мне, как леснику, тут сподручнее, до лесу ближе... А то до деревни хоть и недалеко, но каждый день ходить тяжеловато, все ж я уже не молод, — старик улыбнулся.

— Дедушка, а вы сами-то в проклятие верите? В оборотней и прочую нечисть?

— Нет, внучка. Слишком давно на свете живу. Много повидал, войну прошел, так что во всякую чертовщину не верю. А люди сочинять, да и приврать любят.

«Записано 12.07.2015, Оксана Рябова, по заданию редакции газеты «Неведомое». Интервьюируемый — пожилой мужчина, лет семидесяти, назвался Андреем Степановичем. Родом, как утверждает, из этих краев. Работает лесником. Тема — «охотничьи байки и местные легенды», — девушка быстро пробормотала эту фразу и выключила диктофон.

— Еще раз спасибо вам, дедушка, за историю! Только припозднилась я уже, пора мне в деревню, а одной как-то страшновато через лес вечером идти. А завтра за мной уж и машина приедет. До свидания!

— Ступай, внучка, ступай... Счастливой дороги.

Девушка убрала диктофон в сумку и быстрым шагом направилась в сторону деревни. На границе леса она обернулась — старик улыбался и махал ей вслед рукой.

Если бы расстояние было меньшим и зрение у девушки было получше, она бы увидела, что старик вовсе не улыбается, а скорее скалится, провожая ее взглядом из-под седых бровей. Его желто-зеленые глаза светились совсем не старческим блеском, и по привычке он поглаживал кончиками пальцев давно заживший шрам на правой скуле.

P. S. По мотивам песни «Охотник» группы «Король и Шут