Мы все знаем истории, когда дети видят намного больше, или когда у ребёнка появляется друг, которого видит только он. Эта история как раз о таком случае, только здесь ребёнок видел своего, умершего при родах, младшего брата… История не выдуманная и абсолютная правда, так как всё происходило на моих глазах.
Это была моя третья беременность, и я особенно то и не волновалась ни о чём. Можно сказать мама я опытная, ну что могло пойти не так. Живот заболел рано утром, спали все ещё. Такая резкая боль, а потом, вроде и ничего, затихло. Но внутри, в сердце, или в голове - не знаю, как-то так тревожно стало… Подумала, надо всё-таки сходить в больницу. Ну там уже срочно вызвали скорую, скорая повезла в Москву. В приемном отделении попросили подождать.
Чувствую себя хорошо, ничего нигде не болит, не тошнит. Сижу, злюсь сама на себя - дома дел столько, а я тут сейчас застряну до самых настоящих родов. Муж на работе, старшие дети хоть и большие, а присмотр нужен, мама моя на хозяйстве одна осталась. Сижу, переживаю, домой хочу. Зашла врач, пригласила в смотровую. Захожу. Села на кушетку с бледно рыжей клеёнкой, холодная… Вдруг резко в глазах всё стало фиолетовое. В ушах гул такой пошёл - думала, голова разорвется. И резкая-резкая боль. Здесь, прямо на кушетке в приемном отделении и родила своих малышей. Мальчиков. Крошечных. Не дышат. Не помню, как потом врачи их забрали и сколько времени прошло. У меня кровотечение. Наркоз. Ещё какие-то процедуры.
Открыла глаза уже в палате. Светло так было, чисто… и даже сначала не могла понять, что уже всё. Нянечка зашла. Спросила, принести ли что-то поесть. А голод был у меня страшный. Но не до того. Спросила: «Детки! Детки мои где?», нянечка в ответ - «Лежи, лежи... всё нормально. В реанимации они, оба, на аппарате. Выкарабкаются.» Выкарабкался один. Каждый день ходила в реанимацию, смотрела на них в этих пластиковых прозрачных кювезах. Сердце сжималось - такие они были маленькие, красные, в тоненьких ручках капельницы.
Советовали дать имена и покрестить. Прямо в реанимацию приходил батюшка, я не решилась. Была в такой растерянности, ждала только, что каждый день будет лучше. Врач сказал, что второй мальчик его беспокоит. Легкие так и не расправились полностью, аппарат дышит, но кислорода мало. Нужно дополнительное кислородное питание, но оно пагубно влияет на сетчатку глаза. В общем, наберитесь мужества. Прогноз плохой. И я набралась. Я как-то так успокоилась. Попросилась посидеть рядом подольше. Разрешили.
Их кювезы стояли рядом, можно было между ними сесть и видеть сразу обоих. И тогда сильно была заметна разница в их состоянии - один уже такой розовенький, дышит ровно, а второй… кожа, как бумажка мятая выглядит, тоненький такой весь, и только ушки крошечные такие аккуратные, светленькие. Второй мальчик умер утром, и я была готова. Я не заплакала сразу, только потом, уже дома, спустя месяца два, я рыдала сама не знаю о чём - о нем, о себе, обо всех нас…
Нас с Илюшкой выписали через два месяца. Он тогда уже набрал вес, два килограмма триста грамм и был вполне себе обычный младенец. Первый раз я это заметила, года ему было месяцев восемь. Он сидел в манеже, усыпанный игрушками и шахматами. Очень ему нравилось эти деревянные фигуры рассматривать, лизать и стучать ими. Он протягивал куда-то перед собой фигуры, потом тянул назад, потом клал перед собой. Я даже удивилась и порадовалась - спокойный какой он у меня, всегда сам себя занять чем-то может. Потом замечала, что смотрит в какую-то точку, и как сквозь пелену какую-то, а иногда улыбается.
Иногда мог вдруг заплакать ни с того ни с сего, вообще без какой-то причины. Когда я спросила Илюшку - «Зачем ты унёс из кухни чашки?», он мне ответил - «НАМ надо!». Ему было тогда лет шесть, старшие уже особенно с ним не возились, и я удивилась - «Кому, нам?». Он сказал - «Мне и Владику!»… Такого ужаса я не испытывала никогда в жизни! Тогда, в роддоме, когда они родились, я мысленно уже называла их по именам, но ни разу не произнесла вслух. Я так и хотела - Илья и Владислав. Но никогда, ни разу в жизни я никому не озвучила имя погибшего малыша.
Я все свои чувства к нему держала внутри, и никого не нагружала своим горем. Считала, если ему не дать имя, то это всё быстрее забудется. Пусть его имя буду знать только я, мама. Старалась, чтобы все любовь свою отдали Илюшке, и так быстрее бы справились с печалью. Почему мне стало так страшно тогда, я до сих пор до конца не понимаю. Когда Илья в прошлом году пошёл в школу, первое, что он сказал, когда я пришла забрать его из класса - «Владику не понравилось! Владик будет всегда дома.»
Много читала потом всяких детских психологов, про вымышленных друзей у детей, и образы, которые они рисуют, чтобы справляться со стрессами. Наверное, всё так. Но я знаю, что у меня есть Илюшка… и есть Владик. Он рядом с братом. Я это вижу, чувствую. Если понаблюдать за Ильей повнимательнее, когда он один, то можно увидеть эти незаметные взгляды, движения, улыбки - как если бы два родных человечка, самые близкие друг другу, живут и растут вместе. И никого они не пустят в свой мир.
Да, прошло уже порядком лет, и Илья уже заканчивает 11-й класс, но иногда он, сам того не замечая, останавливает свой взгляд в одной точке и с задумчивой улыбкой смотрит на то место. Сейчас уже всё реже и реже. Наверное, когда повзрослеет совсем, он перестанет видеть своего брата. Ведь так?
У нас в подъезде поселился бомж. Вонял сильно, обитал под лестницей. Многие просто не обращали внимание, пробегая мимо быстрее, Кто-то откровенно "фукал". Кто-то из подъезда, изобразив доброту, приволок откуда-то бомжу "матрас" из стекловаты!!! Он спал на нем, а потом мучился. По снегу катался, чесался весь. Смотреть было страшно, исчесал себя до ран. И вскоре произошло вполне ожидаемое - заражение крови. Умер он на том же матрасе, и жильцы его просто вытащили вместе с матрасом на помойку.