Как-то мы занимались сносом старого кладбища. В бригаде у нас было пять человек, я - самый младший. Мужики неоднократно рассказывали, что во время работ слышали то рёв, то какие-то бормотания. Я не верил им, думал, они меня просто разыгрывают.
Как-то я сидел в кабине бульдозера, и вдруг мои коллеги засвистели и махнули мне, мол, подойди, глянь. Обычно я старался не подходить к разрытым могилам, хотя мужики часто обсуждали то, что находили в них. Однако на этот раз мне стало интересно, и я подошёл. В гробу, который только что выкопала наша бригада, лежала лицом вниз поразительно сохранившаяся женщина. На синеватом и словно восковом теле виднелись борозды содранной ногтями кожи. Внутри гроба была содрана вся обивка. По всей видимости, эту женщину похоронили заживо.
Наш бригадир дядя Паша надел рукавицы и перевернул покойницу лицом вверх. Мы не поверили своим глазам - она была как живая. Помню, у неё были длинные волосы, на шее висели бусы в три ряда. У меня начались рвотные позывы. Я отвернулся и отошёл подальше, решив, что никогда больше не буду рассматривать наши жуткие находки. Потом я долго сидел в кабине, прикрыв глаза рукой, и никак не мог заставить себя приступить к работе. Ведь у нас было распоряжение закапывать всё что обнаружим. Меня уже не радовали деньги, обещанные за объект.
И вдруг я почувствовал, как сиденье прогнулось, словно кто-то сел рядом. Я решил, что кто-то из ребят забрался в кабину. Оглянулся и поразился - сиденье рядом оказалось пустым! Неожиданно я стал замерзать. Холод шёл сбоку, как бывает, когда откроешь холодильник. Я подумал, что заболел. Голова кружилась, в висках ухало и отдавалось в затылок. В первый момент у меня мелькнула мысль: не уйти ли на больничный из этого дурдома. Да только стало жалко денег, ведь я обещал с зарплаты купить жене новое пальто. Я взглянул на часы, надеясь, что скоро конец смены. Оказалось, часы остановились. Меня это удивило, так как они меня никогда не подводили: мне их подарили, когда я служил в Германии, - противоударные, не боятся воды, таких в Советском Союзе было мало. И вот за столько лет часы стали! Вдруг рядом хрустнули кости, как бывает, когда потягиваются, а потом раздался звук, словно кто-то зевнул. В кабине, кроме меня, по-прежнему никого не было. Мне стало дурно, я выскочил из кабины.
Поздно вечером мне позвонил Василий, рабочий из нашей бригады, и дрожащим голосом спросил:
- Андрей, ты как, в порядке?
Я был не в порядке. И всё же, помолчав, я ответил, что у меня всё нормально.
- А я... - Василий понизил голос. - Я бабу ту вижу и слышу, которая в гробу была!
В другой ситуации я бы обязательно сострил по этому поводу, сказал бы, что ему надо подлечиться. Но тогда мне уже было не до смеха. Утром Василий не вышел на смену, а потом мы узнали, что он умер - ночью у него случился инфаркт.
Дня через два мы, как обычно, сели бригадой обедать. Разложили еду на подстилке, но никто не ел - у всех отсутствовал аппетит. Вдруг один из рабочих, Семён, заявил:
- Вы как хотите, но я после смены пойду к начальнику и скажу, пусть ищет мне замену.
Генка стал его уговаривать, мол, работы-то осталось всего ничего. Доделаем, получим деньги и свалим, а потом придут строители и пусть уже дальше они пашут. Однако Семён стоял на своем.
- Признайтесь, мужики, - сказал он. - Кому-нибудь из вас мерещилась та, что мы в гробу видели? Молчите? Так вот, мне Васька незадолго до смерти позвонил и сказал, что видит её по углам квартиры. Я его тогда послал. А вот теперь она у меня перед глазами вертится. Мне эти деньги не нужны, если я через них в дурдом попаду. На следующий день мы узнали, что Семёна действительно увезли в психушку.
Теперь эта кошмарная женщина мучает меня. Каждую ночь она садится на край моей постели и рассказывает о том, как ей было душно в гробу. При этом её вижу только я, а жена и мать - нет. Я знаю, что её видят все, кто работал тогда на кладбище. Она говорит, что ждёт меня. Иногда целует меня в губы, а губы у неё ледяные. Когда она ко мне прикасается, в тех местах у меня появляются синяки. Я практически не ем, теряю в весе, и всё тело ноет, словно у старика. Я стал бояться вечеров, ведь знаю - после заката снова придёт она. Что мне делать я ума не приложу.
Эта история случилась несколько лет назад. Я тогда работала учителем в одной из школ нашего города. Был конец августа, школа готовилась к началу учебного года. В это время пришла горькая новость: скоропостижно скончался наш учитель музыки Николай Петрович. Все были в шоке: ещё вчера вместе с ним сидели на совещании, а утром его жена позвонила и сказала, что Николая Петровича больше нет.
Проводили его в последний путь. Но жизнь продолжается. Начались учительские трудовые будни. На сороковой день после кончины Николая Петровича родственники пригласили весь коллектив на поминальный обед. За столом техничка, которая уже очень давно работает в этой школе, говорит:
- А ведь он вчера приходил в школу прощаться.
Все повернулись в её сторону:
- Как это?
И техничка рассказала вот что. Дело было к вечеру. Она сидела на вахте, ждала, когда придёт сторож. Вдруг со второго этажа, где находятся кабинет музыки и актовый зал, послышались звуки пианино. Она сначала подумала, что прокараулила и ребята пробрались в актовый зал. Поднялась на второй этаж - музыка стихла. Зал и кабинет музыки были закрыты. В школе точно никого не было. Стала спускаться по лестнице на вахту - опять заиграла музыка. Она тогда говорит:
- Хватит, Николай Петрович, меня пугать!
И музыка стихла.
Мы переглянулись: неужели это правда? А она, увидев наше недоверие, продолжила:
- Так часто бывает. Вот наш директор, Василий Иванович, после смерти тоже приходил прощаться. Я тогда в школе была не одна, трудовик у себя в кабинете сидел. Я поднялась на второй этаж полы протереть и вдруг слышу школьный звонок. Один длинный и два коротких. Подумала, что трудовик домой собрался и ищет меня, чтобы двери закрыла. Спускаюсь на первый этаж, а трудовик мне навстречу идёт. Мы с ним в один голос говорим друг другу: «Ты меня ищешь?» Поняли, что ни он, ни я звонок не давали, а в школе больше никого не было. А потом вспомнили, что сегодня как раз сороковой день, как ушёл Василий Иванович. Видно, учителя не только с родными прощаются, но и со школой тоже. Ведь здесь главная часть их жизни проходит, - закончила рассказ техничка.